Кольский 2014. Часть 3: Муста-Тунтури, полуостров Средний: Батарея Поночевного, «Два брата».

Позади осталось больше 2000 километров. С одной стороны все немного подвыматались, ведь идем пока без дневок, с другой — втянулись в безумный ритм. Сегодня по плану посещение полуострова Средний, а на ночевку мы должны встать на берегу Баренцева моря.

День шестой.

Утро погодой нас не радует — по прежнему моросит дождик, дует очень приличный ветер, все вокруг мокрое, включая палатки. Сборы чуть более долгие, чем в предыдущие дни — все проверяют боевых коней перед предстоящим бездором, впереди наконец-то ожидается отрыв от цивилизации. Трогаемся в путь, картинка за окном как-то неожиданно и сразу меняется.

Толи, двигаясь по шоссе мы этого не замечали, толи ландшафт и в правду значительно изменился, но мы как будто попали на другую планету, где нет деревьев, нет кустов, а есть мох, горы и камни … да, еще холодно, пар валит изо рта. Останавливаемся у импровизированной беседки с кучей мусора около «Пьяного ручья».

У этого места принято бухать, ну в смысле выпивать, что бы нормально переехать через Муста-Тунтури и не упасть под откос. Эта традиция соблюдалась даже военными в советское время. По мне так — сомнительное место для возлияний и фоток.

То там, то здесь еще лежит снег, решаем остановиться, если он будет недалеко от дороги.

Все это конечно здорово, но навевает невеселые мысли по поводу предстоящей погоды.

Останавливаемся возле рубежа обороны ВОВ.

Теперь нам предстояло посетить музей памяти защитников полуостровов Рыбачий и Средний Муста-Тунтури. По дороге к нему оказалось несколько довольно приличных луж.

Входим на территорию бывшего поселка геологов, нас встречает свора вроде как дружелюбных собак.

Он хвалит нас за приезд, дескать мы молодцы, что путешествуем по Родине, да еще вместе с детьми, приехали на север, не разменявшись на теплые страны. И неспешно, с огромным количеством лирических отступлений на тему «американцы — наши заклятые враги, что бы вам ни говорили» и «только православная вера — истинная» начинает рассказывать историю этих мест.

Хребет Муста-Тунтури (Муста-Тунтури в переводе с финского «черная гора») тянется в широтном направлении по берегу материка и обрывается скалами в море с северной стороны. Он стал знаменит в годы Великой Отечественной войны. Как известно, в 1940 году советско-финскую границу «передвинули», и она пролегла в восьми километрах западней хребта. Все имеющиеся на полуостровах части и подразделения Красной Армии готовились отражать нападения десантов с моря. Никто не предполагал, что горные егеря пойдут в наступление с суши, со стороны границы, и потому даже находящийся на перешейке батальон 135-го стрелкового полка с началом войны был переброшен в Пумманки. Гарнизон Среднего и Рыбачьего имел на вооружении: 5613 винтовок, 144 станковых пулемета, 98 автоматов ППШ, 83 орудия разных калибров, 2 танка, 779 карабинов, 210 ручных пулеметов, 11 зениток, 101 миномет, 62 машины. Сила немалая, но она была разбросана по большой территории. К 29 июня 1941 года на участке от Кутовой до Волоковой находился 15-й отдельный пулеметный батальон и 55, 56 и 57-я отдельные пулеметные роты. Все они были в спешном порядке сформированы из новобранцев — жителей Мурманской области. Здесь же дислоцировалась и 4-я пулеметная рота Никишина. Из других подразделений на названном участке находились отряд разведчиков 135-го полка, пост станции наблюдения и связи Северного флота, небольшое подразделение саперов и 6-я застава 100-го погранотряда. Имелись и два вспомогательных подразделения — клуб и подсобное хозяйство 2-го батальона.

Немцы пошли в наступление 29 июня, и уже к исходу дня, оказались на Муста-Тунтури. Но были остановлены, с тех пор и до окончания войны! Линия фронта по хребту осталась неизменной! Муста-Тунтури — самый северный участок фронта Второй мировой войны и единственное место, где немецкие войска не смогли перейти сухопутную границу России. По количеству погибших на один квадратный метр, по насыщенности беспредельным мужеством Муста-Тунтури не имеет равных. По погодным и геологическим условиям — тоже. После кровопролитных и во многом сумбурных боев в первые месяцы войны весь фронт от Кутовой до Волоковой представлял опорные пункты. Так называемое боевое охранение и с той, и с другой стороны занимало ключевые высоты, между которыми существовала огневая связь. Промежутки между опорными пунктами были напичканы минами.

За боевым охранением шла первая линия обороны, за ней — главная. Землянки и огневые точки нашего боевого охранения строились из камня, мха и бревен.

Не сумев прорваться к Мурманску, немцы зазимовали на сопках Муста-Тунтури. За семь месяцев они создали глубоко эшелонированную оборону, состоящую из системы опорных пунктов глубиной до 20 километров. Наиболее развита была главная полоса обороны, состоящая из двух позиций, насыщенных большим количеством каменно-земляных сооружений, миновзрывных и проволочных заграждений.  Вырубленные в камнях окопы поражают воображение, местами сохранившиеся достаточно хорошо они достигают глубиной 2- 2.5 метра.

«Ребятки, там как будто только что кончилась война» — говорит нам дед, кивая на гору, над которой виднеются сразу несколько крестов — «Сходите, посмотрите, 15 минут — и вы там, обязательно фотографируйте, что бы показать другим, а когда вернетесь, у вас будет много вопросов, на которые я отвечу здесь, в музее».

По началу, у некоторых из нас еще были сомнения, нужно ли лезть в гору, тем более с детьми. Но после речи деда они отпали как-то сами собой и мы ломанулись вверх.

Чуть выше часовня.

В первую очередь идем к знаку.

Вокруг, куда не пойди, сплошные укрепления, гильзы, проволока, металл…

Довольно много подземных укреплений, спускаешься вниз…

А выходишь далеко от входа, продолжаешь идти по каменным коридорам с бойницами…

Выглядываешь, а вокруг красота неимоверная! Вот как умирать в такой красоте? А как воевать в ней? Ведь сплошной камень, вражеские позиции иногда чуть дальше чем через 50 метров! Каждая железяка, каждая деревяшка, все принесено сюда снизу! Это даже не страшно и не жутко, кажется, что это просто не реально.

И все, что способно хранить следы пуль и взрывов их хранит — редко встретишь что-то не простреленное, будь то ящик из-под боеприпасов, каска, а иногда даже гильза.

Дед сказал, что здесь как будто только что кончилась война — это не правда, скорее всего, он давно не бывал на хребте. Туристы не первое десятилетие растаскивают отсюда хабар, но страшно представить объем, который тут был, раз все еще есть, что брать. Вот и Ваня нашел «эхо войны» — вполне себе целую гранату.

На сколько она готова разметать все вокруг мы проверять не стали, да вообще говоря, попередавав ее из рук в руки и постояв вокруг толпой вместе с детьми, несколько обосрались и оставили ее под приметным кустом. Забегая вперед, скажу, что Женя сообщил об этом деду, попытался объяснить, где именно мы ее оставили, на что получил ответ: «Тут бывают саперы, они все найдут и обезвредят, не переживайте». Прозвучало это все не слишком убедительно.

У музея внизу нас ждал дед. Сначала мы лицезрели то, что хаотично навалено перед входом под открытым небом.

Внутри совсем крохотного музея большинство экспонатов тоже лежат одной большой кучей.

Дед подробно останавливается только на стендах.

Все остальное прошло как-то мимо, да и уточнений уже не хотелось, мы потратили довольно много времени на музей, а дед все больше уходил в пространные рассуждения о политике и жизни.

Когда большинство уже слиняло во двор, а в музее стало совсем душно, мы начали прощаться. На последок дед показал нам подборку фотографий фашистов, среди них было несколько фото, как фашисты проводят допрос советских бойцов, на следующем кадре, их ведут на расстрел, и на финальном кадре — бойцы лежат мертвые. Надо отметить, что наши солдаты держались, судя по фото, молодцами до самого конца. Но что удивительно, только пару лет назад, одним из поисковых объединений, эти фото были проанализированы,  установлено предположительное место расстрела и… останки советских солдат найдены ровно в тех  местах, где были запечатлены на фото! Т.е. реально никаких исследовательских работ до недавнего времени не проводилось! Теперь по фото пытаются установить имена героев.

При выходе дед спросил кто мы и куда направляемся, а услышав про «Двух братьев», напомнил, что это место является саамским капищем (саамы — местные жители, которых теперь уже не осталось тут) и между двух братьев лучше не проходить: — «А если уж проходишь, то от моря, но не наоборот». Конечно, все начали спрашивать почему. «Вот и я спросил об этом старого саама — сказал дед — но он только сказал «Не надо!» и все».

Мы вышли из музея, а нам на смену уже прибыла другая группа джиперов, и дед снова завел свое: » И вы молодцы, что приехали, путешествия по России — это гораздо важнее, чем какая-нибудь Турция… Вы поймите…»

Внутри музея стоит банка для пожертвований, дед ни словом о ней не обмолвился, но сдается мне, ни кто не забывает в нее положить денежку, так поступили и мы.

Что станет с музеем, когда уйдет этот дед? Ничего хорошего, дай бог, если вообще найдется кто-то готовый прийти ему на смену — вдали от цивилизации рассказывать каждому встречному историю почти вековой давности. А пока дед несет доброе и вечное в массы, как умеет, с закидонами, с лирическими отступлениями, но так живо, как мы, жители больших городов, уже разучились. Спешите видеть, не обижайте невниманием!

А теперь небольшое развенчание мифа, выдержки из моего же текста, приведенного выше: «Муста-Тунтури — единственное место, где немецкие войска не смогли перейти сухопутную границу России… Памятник установлен на месте пограничного знака на границе между Финляндией и СССР 1920-1940 гг… В 1940 году советско-финскую границу «передвинули», и она пролегла в восьми километрах западней хребта…» Что из этого следует? Из этого следует, что в СССР не было такого участка сухопутной границы, которую бы не перешли немецкие войска! В данном конкретном месте фашистские войска продвинулись по нашей территории на 8 километров, где застряли на Муста-Тунтури по границе 1940-го года. Это ни в коей мере не умаляет подвига советских солдат, героически сражавшихся здесь! Но красивой истории не было, увы.

А мы продолжаем ехать на самый север.

Совсем чуть-чуть и мы оказываемся на берегу Баренцева моря.

Дорога по прежнему перемежается неожиданными лужами — вроде только что было совершенно сухо и вдруг на тебе, хорошо, хоть дно в них твердое.

Останавливаемся возле очередного монумента ВОВ.

Возле монумента кладбище, называемое корабельным, нечасто встретишь кладбище военного времени, где вместо братских захоронений отдельные могилы.

Здесь же лежит орудийный ствол батареи Поночевного (о ней речь пойдет ниже), на стволе 38 звездочек, по количеству подбитых вражеских судов. С залпа именно этого ствола для Северного фронта началась война.

Едем к батарее Поночевного, но дорога неожиданно оказывается перерыта.

Дальше нас ждала затяжная горка, интересно, что по фото и видео совершенно не видно, а она достаточно крутая.

На вершине горки оказываются еще свежие траншеи, но нашему движению они не мешают.

Подъезжаем к батарее.

Батарея Поночевного — это легендарная 221 береговая батарея, геройски воевавшая во время Великой Отечественной Войны. От нее практически ничего не осталось. Но это место ошибочно называют именно так.

Эта же батарея была построена в начале 1950-х гг., в составе 4 орудийных блока, блок силовой станции и блок КП. Я читала, что батарея не производит впечатления брошенности, а больше похожа на законсервированный объект. Сейчас это не так. Объект, безусловно, заброшен, просто ни кто ничего не пер на металл (как мы наблюдали у ракетных шахт) и не дестроил.

Начинаем осмотр с наблюдательного пункта.

Проезжаем чуть вперед, а вот здесь уже пушка настоящая.

Довольно интересно, спустились у орудия, вышли поодаль в каких-то низкорослых зарослях.

Проезжаем еще чуть вперед, сначала мемориал.

А затем руины построек. Сколько мы не искали, подробной информации о том, что здесь было нет. На картах, где объект хоть как-то обозначен, он называется просто «Поселок».

Впереди нас ждут «Два брата».

Дорога взбирается на северную оконечность Среднего – мыс Земляной или Пумманки, как он назывался у коренных жителей. Не имея единого русла, весь обрыв Пумманки темнеет тысячами сочащихся с высоты жемчужных родников.

Дорога делает резкий поворот, уходит вниз и обратно вдоль побережья. Теперь мы едем по одной из шельфовых террас.  И вот перед нами «Два брата»

Два брата — гигантские нойды между скалой-пахтой и морем (нойта, нойда — у саамов — колдун, чародей, волшебник; колдунья). Именно здесь было когда-то саамское капище, где приносились жертвы. Именно между этими останцами, со слов деда, можно проходить только от моря к горе.

Тут,  в сланцевых, шиферных кручах горы Пумманки (Земляная) обитают могущественные чародеи Киипери — нойта Киипери-Укко и нойта Киипери-Акка. Они стоят тут, окаменевшие, согласно преданию, в наказание за свои злодеяния, за причиненное ими зло.

Приведу это предание, рассказывающее о нойдах Киипери-Укко и Акка полностью: «Wallenius К. М. (Валлениус К. М.): «10 тысяч лет тому назад в этих краях властвовали могучие исполины — нойды. И было между ними постоянное соперничество. Самым могущественным из всех был нойд из Петсамо по имени Кие-витса (Kievitsa). Но на противоположной стороне морского побережья обитал его жестокий и коварный соперник по имени Киипери (Kiiperi — сварливый, любитель ссор; собиратель дани; взимающий жертвоприношения). Оба нойда соперничали между собой в славе и колдовстве, в умении творить чудеса. Соперничество продолжалось до тех пор, пока решающее сражение не стало неизбежным. Нойд Киипери решил посрамить нойда Киевитса в глазах всего мира неслыханным способом. Пение-заклинание у саамов имело в те времена магическую силу и требовало большого умения и искусства. 

Нойд Киипери встал, широко расставив ноги, возвышаясь над мысом; пением-заклинанием Киипери отделил часть его от Растиматунтури, которая прежде была на том самом месте, где сейчас находится бухта Киипери. Вскоре земля содрогнулась, задрожала и с грохотом стала раскачиваться; грянул гром. Повсюду на поверхность воды всплыла оглушенная рыба, от белых животов которой море стало серебристым. Затем покачнулась поверхность земли, и часть суровой тундры, медленно оторвавшись, мрачной тучей поднялась высоко в небо.

Тогда нойд Киипери, вскрикнув, прыгнул в свою лодку, которая была такой же длины, как голодный год, и борта которой были также бесконечны, как облачный пасмурный день. С каждым гребком вёсел лодка продвигалась на версту вперед. А высоко в небе, следуя за лодкой, плыла темно-синяя Растиматунтури.

В этот тихий безоблачный день нойда Петсамо Киевитса сидел на горе Сиебруоайви, опустив одну ногу в устье залива Петсамо, а другую — на мысок Нурменсятти. Он тоже пел, пел и смеялся, играя кольцами своих волос огромными пальцами толщиной со ствол сосны. И при полном штиле на море везде были видны киты, большие синие и малые белые. Они приплыли из разных мест, но все направлялись в сторону залива Петсамо. Киевитса пел именно для китов: зазывал их в самое основание залива, туда, где оно было в те далекие времена (сейчас здесь находится Генеральская сопка, гора Спасительная). Там во время морского отлива обнажались песчаные отмели, и можно было добыть китов, чтобы в долгие зимние дни лакомиться и поддерживать силы их жиром. Но вскоре внимание Киевитсы обратилось к плывущей с северо-запада темно-синей грозовой туче.

Киевитса смотрел, смотрел, смотрел… Он разглядел надвигающиеся оттуда горы, а под их темно-синей громадой увидел гигантскую лодку: нойд Киипери намеревался перекрыть, «заткнуть» горой-тундрой устье залива Петсамо. Взглянул Киевитса на море: киты исчезли. Взглянул на небо: туча нависла злобно и угрожающе. Заглянул под тучу: нойд Киипери стоял там в своей лодке, пел во все горло и, ликуя, размахивал руками, подобными огромным лопатам.

Тогда и нойд Киевитса начал петь. Он приподнялся повыше, крепко опираясь своей правой ногой в самое глубокое место залива и опершись локтем на согнутую в колене левую ногу. Песня его росла, ширилась, крепла. Воздух дрожал, и туча разрывалась, земля содрогалась, горы склоняли свои вершины, а море вспучилось, заклоко¬тало, покрылось бурунами. Деревья скрутились, покоробились, съежившись, приникли к земле под натиском вызванной заклинаниями бури.

Движение зловещей тучи по небу приостановилось, она замерла на месте, трепеща и содрогаясь. Нойд Киипери пел заклинания в своей лодке на море, а нойд Киевитса — на горе Сиебруоайви. Природа замерла перед стихией единоборства: рыбы скрылись от опасности в расщелинах скал, растения пригнулись к земле. Послышался оглушительный грохот, удар, все всколыхнулось и содрогнулось. Гора-туча обрушилась с неба в море. Водяным столбом вздыбилась ввысь вся морская вода между полуостровом Варангер и темными, прямыми, как стены отвесными кручами Пумманки — мыса Земляного.

Нойд Киевитса из Петсамо одержал победу. Свершившееся стало очевидным, но штормовое море еще бросало на прибрежные скалы неистовые волны, достигавшие горных вершин. В пенном водовороте воды появилась новая земля: гора-тундра при падении с неба раскололась на две части. Так «родились» Айновы острова. Нойд Киевитса смеялся громовым смехом, глядя, как нойд Киипери прибивается в своей лодке к берегу мыса Пумманки, в крутых пахтах которого находят свой приют бакланы. И нойд Киевитса, лучший из певцов-заклинателей, заколдовал нойда Киипери и его суженую, превратив их в каменные изваяния на мысе Пумманки, где они до сих пор стоят рядом друг возле друга у всех на виду». (Petsamo…Helsinki.1994. – S.162,163). «

После прочтения этого придания, у меня возник только один вопрос: почему эти нойды называют «Два брата», если это муж с женой? 🙂

Кстати, когда мы «как положено» проходили между останцами, лично я ощутила озноб и некую нервозность, как только вернулась на дорогу — будто не было ничего. Может и не зря саамы поклонялись своим богам именно здесь.

Все, на сегодня приключений достаточно, едем вставать на ночевку.

Останавливаемся на берегу Баренцева моря.

Сегодня большая часть свободного времени посвящена гулянию вдоль берега.

А еще на этой стоянке нам открылся истинный смысл песни «Прощайте, скалистые горы». Автор слов Букин Николай Иванович был призван в армию и попал на Северный флот на полуостров Рыбачий. Там встретил начало Великой Отечественной войны, там же и её окончание, в частях морской пехоты — был рядовым артиллеристом, затем политработником и журналистом. В июле 1941 года состоялось одно из самых страшных сражений на Рыбачьем, после которого из 15 тысяч бойцов в живых осталось всего 22, среди них Н. Букин.

Так вот в тексте есть строчка: «Расстаял в далеком тумане Рыбачий…» Мы пол поездки гадали, как это полуостров может таять, а вот на побережье Среднего поняли! Со Среднего виден берег Рыбачьего и он действительно, как будто растворяется в дымке, стихотворение было написано здесь, а может на палубе отплывающего корабля, но не на самом Рыбачьем.

Через некоторое время, мы заметили, что в море недалеко от нас кто-то булькается, Таня устроила настоящую фотоохоту и вот портрет возмутителя спокойствия:

А утром был Рыбачий, и самый Север, и океан…, но об этом в следующей части.

 

Начало:

Часть 1.

Часть 2.

Продолжение:

Часть 4.

Часть 5.

Часть 6.

Часть 7.